|
08 февраля 2018
«Дед убедил Сталина в своей правоте»
Роман-эпопея «Тихий Дон», принесший Нобелевскую премию своему создателю, Михаилу Шолохову, отмечает юбилей: 90 лет со дня первой публикации - в январе 1928 года. О загадках легендарной казачьей саги и спорах вокруг нее «Огонек» поговорил с внуком писателя, депутатом Государственной думы Александром Шолоховым.
– Об этом уже, кажется, написаны тома. И все же, как получилось, что 22-летний уроженец Вешенской Михаил Шолохов создал роман, сравнимый с «Войной и миром»? У вас есть объяснение?
– Послушайте, еще никто не смог определить или объяснить гениальность, иначе весь мир состоял бы из гениев. Тот же самый вопрос мне задавали в более жесткой формулировке, мол, что я думаю о сомнениях в авторстве Шолохова. Отвечу парадоксом. Я думаю, что «Тихий Дон» действительно написал не он. Так же, как Пушкин или, скажем, Лермонтов не сами писали свои стихи – их пером водил некий дух, если хотите.
И еще по поводу возраста – мы с вами говорим о 90-летии публикации первых глав романа. Но ведь работа над ним была начата задолго до этого! Михаил Александрович рассказывал, что сначала сел за повесть – «Донщина» (о походе Корнилова на Петроград с участие казаков. – "О"), но в какой-то момент понял: повесть будет неполной, если не показать жизнь до революции и Гражданской войны. И вот пришлось вернуться назад и фактически писать роман заново. Так что речь не о 22-летнем пареньке, который зараз написал четыре гениальных тома. Это работа, в ходе которой мальчик превратился в мужчину: последние строки он дописывал уже в возрасте 35 лет, когда свободно разбирался и в военных, и в любовных, и в любых других тонкостях.
– Часто удивляются энциклопедическим познаниям Шолохова: он ведь знал не только о жизни казаков, но и о военных, о дворянах...
– Удивляться нечему: семья была купеческой, из мещан, имела богатую библиотеку, а Михаил Александрович с детства любил читать – за эту страсть сельский учитель Тимофей Мрыхин даже прозвал его «Спиноза». К тому же родители понимали важность хорошего образования. Например, когда Михаил Александрович лечил в Москве глазную болезнь, его устроили в Шелапутинскую гимназию – одну из самых известных частных гимназий того времени. А глазная клиника, где он лечился, была впоследствии описана в романе: Михаил Александрович поместил туда раненного в глаз Григория Мелехова.
– Как я понимаю, Гражданскую войну он знал не понаслышке? С этим связано множество мифов: и что он продразверсткой занимался, и что с бандой Махно воевал...
– Тут нужно разделять правду и вымысел. Михаил Александрович прошел Гражданскую войну, но не был таким пламенным бойцом и рубакой, как об этом зачастую говорили, ему ведь было 15 лет.
– А как Шолохов реагировал на успех. На ту же Нобелевскую премию, к примеру?
– Получить Нобелевскую премию было бы приятно любому человеку, и дед не стал исключением. В тот момент он отдыхал в Казахстане, на озере Челкар – охотился, рыбалил, но на самом деле много работал. Жил с семьей в палатках где-то на берегу. Так вот чтобы найти его, секретарю обкома пришлось облетать озеро на кукурузнике!
- Сохранилась записка деда, в которой сказано: «Сегодня был очень удачный день: с утра хорошо поработал (а вставал он рано, в 3-4 утра), написал несколько страниц, на охоте двумя выстрелами сбил двух гусей, а к обеду узнал о получении Нобелевской премии». Обратите внимание на порядок перечисления – вот так он к этому относился: спокойно, с достоинством.
- Ваше самое яркое воспоминание о деде?
– Трудный вопрос: его не стало в 1984 году, мне тогда было 22 года и я хорошо помню его в самых разных обстоятельствах. И все же один момент мне особенно дорог. Дед всегда относился к детям как к равным, и я помню, как он учил нас с двоюродным братом (а нам было лет по пять)... курить. Было так: мы получили по папиросе, он сделал вид, что прикуривает, и вот так, с папиросами во рту, мы чинно сидели вместе со взрослыми, вели беседу. А потом он нас еще и побрил своей опасной бритвой: взял помазок, взбил пену, намылил и побрил – это был восторг! Своего рода обряд инициации. Взрослая жизнь началась.
- От вашего деда остались какие-то памятные вещи? Я где-то читал про златоустовскую шашку...
– Действительно, она хранится в семье. Эту шашку сделал мастер со Златоустовского завода к юбилею деда. Ее собирались подарить от МВД, но заиграли: к счастью, мастер сам написал деду, и шашка нашлась, а вручил ее лично Щелоков (министр внутренних дел СССР.-- "О"). Уникальна она была тем, что на клинке золотом с чернением выполнены сценки из произведений деда. Но главное – с нее началась целая традиция. Хотя мы не являемся казаками (Шолоховы из мещан), в казачьих семьях шашка переходит от отца к сыну, по мужской линии. И так она сначала перешла от деда к моему отцу, а от отца – ко мне. Люблю ее рассматривать – замечательная работа!
- А какими-то шолоховскими кулинарными рецептами можете поделиться?
– Кухня в семье была простой, традиционной, казачьей. Это объясняется просто: дед превращал любой прием пищи в настоящее застолье, с разговорами и шутками. Но были и воскресные обеды, заведенные бабушкой: все родные, оказавшиеся в Вешенской, обязательно встречались в воскресенье за одним столом. На стол выставлялись пельмени, блины... Блины делились на собственно "блины", тесто для которых надо было ставить с ночи, а есть – прямо со сковороды, пока горячие, и "блинцы", которые готовились быстро, а елись долго. Еще были картофельные котлеты с киселем, и пирожки, обжаренные в масле, с самыми разными начинками.
И все же один какой-то рецепт я вам не назову: дед вообще был человеком непокорным и на его кулинарных привычках это тоже сказывалось. Помню, врачи запретили ему есть жирное, просили поберечь печень. И он, спускаясь со второго этажа, кричал нашей поварихе: «Нюрка, печенка болит, пирожков со шкварками хочу!» А дальше ел все, что хотелось.
|